Свет мой зеркальце, скажи… (СИ) - Риз Екатерина (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Что именно?
Я улыбнулась.
— Историю партии. В годы его работы это было весьма актуально. Правда, он больше любил историю в целом. Любил рассказывать мне всякие исторические курьёзы. Он был хорошим.
Рома внимательно меня слушал. Я готовила ему омлет со всем, что было в моём холодильнике: овощи, сыр, немного ветчины, и рассказала, точнее, пересказала парочку любимых дедушкой историй, которые помнила с детства. Рома меня не перебивал, выслушал, даже посмеялся. Но во взгляде его было пристальное внимание именно ко мне, а не к самим историям.
За рассказами я на стол накрыла, расставила тарелки, сделала бутерброды (хотя, признаться, за бутерброды было жутко стыдно, но ничего более достойного я сегодня предложить не могла, но Рома, кажется, жаловаться не собирался), и присела напротив. Попросила его:
— Ешь, пока горячее.
— Липа, — начал он, и тон его был поддразнивающим. Я его перебила и снова попросила:
— Рома, ешь.
Он вилку взял, придвинул к себе тарелку. Приступил к еде, а сам окинул взглядом небольшую кухню. Моя кухня не могла похвастать техническими новшествами и современным дизайном.
Не потому, что я не могла себе этого позволить, просто не могла решиться избавиться от бабушкиной мебели. Здесь до сих пор стоял настоящий буфет, который достался бабушке ещё от её мамы и был привезён в начале шестидесятых из Ленинграда. А в буфете фарфор и хрусталь. Не ценный и не антикварный, но который собирали в моей семье долгие десятилетия.
Получали в подарок, привозили из поездок на память. Как от всего этого можно было избавиться? Для меня всё это было ценно, хотя, Лада надо мной посмеялась бы, это точно. Ей ничего не жалко, она смело шагает по жизни вперёд, даже с крыши прыгнуть готова, ради результата, ради какой-то своей выгоды, видения светлого будущего. А я всё хранила, переживала и всего боялась. И, признаться, в эту секунду я не казалась себе правой. Если бы мне рассказали о двух сёстрах — бесстрашной и «собирательнице старых воспоминаний», я бы точно не встала на свою сторону. А это ведь моя жизнь.
— Липа. — Роман Евгеньевич есть перестал и наблюдал за мной. Наверное, я выглядела несчастной и печальной, потому что он нахмурился. Потом руку ко мне протянул. — Иди ко мне.
Я после секундной заминки пересела к нему на диван, позволила себя обнять и уткнулась носом в его голое плечо. Ромка поцеловал меня в лоб, после чего к еде вернулся. А мне пообещал:
— Мы всё с собой заберём. Каждую чашку.
— Я кажусь тебе дурой?
— Ты кажешься мне очень милой, немного сентиментальной, но это опять же мило. Или это всё потому, что я тебя люблю, красавицу мою?
Я всё-таки улыбнулась, обняла его, прижалась щекой к его плечу. Ромка ел, а я молчала, но мне отчего-то было хорошо. Давно так хорошо не было. Хотя, Роман Евгеньевич обещал мне перемены в жизни, и, скорее всего, трудности и переживания, но я не могла и не хотела о них думать. Наверное, потому, что до сих пор не могла до конца поверить, что он приехал, что он, оказывается, меня любит (как говорит) и нас с ним впереди что-то ждёт, важное и совместное.
Так много всего в голове не укладывалось, и поэтому я могла только сидеть у него под боком, и наслаждаться именно проходящей минутой, а не рисовать в уме будущее и не ставить глобальные цели. Мне Ромка нужен был здесь и сейчас.
— Съешь бутерброд, давай, кусай. — Бутерброд мне сунули прямо под нос, пришлось откусить. Я уже знала, что Роман Евгеньевич не успокоится, пока меня не накормит.
Зазвонил мой телефон. Завибрировал и пополз по столу, прямо к Роминой тарелке. Я шею вытянула, чтобы взглянуть на экран, увидела имя звонившего: «Валерка» и за телефоном потянулась, но Рома тоже не дурак, и, конечно же, прочитал и заметил всё, что не нужно было.
На меня посмотрел, а когда я в лёгкой панике вызов отклонила, глухо хмыкнул. Я молчала, и он многозначительно поторопил:
— И?
Я плечами пожала, телефон в карман халата сунула. Откусила от бутерброда, потянулась за чашкой с чаем. А Рома наклонился к моему уху и проговорил, правда, без особой злости и раздражения, ограничился выразительностью:
— Ноги вырву ему. Будет дома работать.
Я взглянула с возмущением.
— Рома, не будь деспотом. Валера мой начальник, и ничего больше.
— Да?
— Да, — передразнила я его и поднялась. А Ромка очень смешно постучал пальцем по краю стола.
— Липа. — Вышло у него весьма впечатляюще, правда, я рассмеялась, никакой угрозы не ощутив.
Потом по плечу его погладила, успокаивая.
— На его счёт тебе переживать точно не стоит.
— Почему?
Я помедлила, отвернувшись от него, потом решила ответить. А для этого на Ромку надо было посмотреть, чтобы всё было честно.
— Потому что я никогда его не любила. Но он хороший.
— И очень тебе подходит, да? Мужчина в хорошем костюме и при галстуке.
— Как он может мне подходить, если я его не люблю? — Я подошла к нему, снова погладила его по плечам. Ромка улыбнулся, в лицо мне заглянул.
— А меня любишь?
— А тебя люблю, — серьёзно ответила я. И кивнула, подтверждая. — Люблю, Рома.
Он прижал меня к себе, поцеловал в живот.
— А я для тебя, малыш, всё сделаю. Знаешь, как любить буду? Со страшной силой.
Я беззвучно засмеялась. А вслух шутливо посетовала:
— Мне уже страшно.
Рома гладил меня через халат, жарко дышал мне в живот, потом на колени к себе усадил. И я сама его поцеловала. Откровенно наслаждалась, чувствуя, как меня обнимают сильные руки.
Ромка крепко сжимал меня в объятиях, и мне хотелось стонать от удовольствия только от этого.
Ужин был позабыт, Роман Евгеньевич халат с моих плеч стянул, припал губами к моей груди, а я головушку его бритую обняла, и закрыла глаза. Выдохнула с лёгким стоном, после чего глаза открыла, с неудовольствием ощутив вибрацию телефона в кармане. И ладно бы вибрация, а телефон ещё и песню уже знакомую выдал, и Ромка голову от моей груди поднял, взглянул мрачно. И пообещал, я только не поняла кому, мне, что ли?
— Убью, гадёныша.
— Рома, так нельзя говорить.
— А делать?
— Тем более. — Я телефон из кармана достала, вызов отклонила, а телефон отключила.
Дотянулась до подоконника и оставила его там. На Ромку взглянула.
— Всё, нам никто не мешает.
Он выдал ехидную улыбочку. Взял меня за бёдра и к себе придвинул максимально близко.
— Мне даже так память не отшибло.
Пришлось пообещать:
— Я поработаю над этим.
Рома всё-таки рассмеялся, чему я обрадовалась. А он меня подхватил и поднялся, пошёл в комнату. А когда меня в спальне на постель положил, наклонился ко мне и сказал:
— Я делиться не привык.
— А мной не надо делиться. Я даже на два не делюсь.
Он не засмеялся, ничего не сказал, по щеке меня погладил, в глаза заглянул, потом поцеловал. И поцелуй был особенным, он меня так раньше не целовал, даже в порыве страсти. Обычно это было тягучее желание, и после таких поцелуев моя кровь напоминала кипяток, и обжигала всё внутри. Но этот поцелуй я запомню, это был поцелуй любящего мужчины, мужа, собственнический и знающий. И от этого было не уйти, не отмахнуться, не вычеркнуть из памяти. По сравнению с этими мгновениями штамп в паспорте о браке казался несущественной деталью, чернилами на бумаге. А ждёт женщина именно такого поцелуя, такого объятия, и двух слов: «люблю» и «моя».
В исполнении Романа Евгеньевича оба эти слова звучали впечатляюще и лишали меня покоя.
Соскучившись друг по другу за две недели, мы занимались любовью до поздней ночи. Ромка был неутомим, я откровенно наслаждалась его прикосновениями и поцелуями, а Рома ещё и на ухо мне что-то шептал. Складывалось такое впечатление, что установку даёт. На дальнейшее счастье и душевное спокойствие рядом с ним. Кажется, мы, и вправду, собираемся жить вместе.
Раз уж у нас любовь.
После последнего круга любовных утех, когда часы показывали глубоко за полночь, а я, задыхаясь, отодвинулась от него, в лицо ему посмотрела, и вот тогда для себя и решила окончательно и бесповоротно: да, люблю. Вот такого, как есть, люблю. Удивительно только, когда во мне эта любовь родиться успела и настолько окрепнуть, что я последние недели так страдала без него, а сейчас никак не могу насмотреться. Наверное, это судьба. Чтобы вот так встретиться, вот так полюбить, и начать строить планы. Никогда во мне так быстро планы на будущее не рождались, я всегда была очень осторожна в своих суждениях в отношении людей, особенно мужчин, а уж когда дело касалось романтических отношений… Видимо, эта осторожность вместе со мной родилась, вопреки судьбе моей матери, и Ладе не досталась. А я с ней двадцать семь лет жизни маялась, маялась, не знала, как унять её, и вот, наконец, она отступила. Благодаря Ромке.